Такой несовременный человек нашего времени. Штрихи к портрету Сергея Юрского

Так хотелось написать про одного из любимых мною артистов, Сергея Юрского, что-то особенное, так долго я искала материалы, и – что самое интересное – нашла! И – вот тут снова загвоздка: информации оказалось настолько много, и такой она была интересной, что я растерялась. Вроде бы есть, о чём писать, а с чего начать и что особенно хотелось бы выделить, не могла решить.

Кадр из фильма «Сказки старого волшебника», 1984 г., «Одесская киностудия»

Впервые я узнала про Юрского, когда мне было 12 лет. В 1981 году на экраны вышел фильм «Место встречи изменить нельзя», который сразу полюбился советским зрителям. Конечно, Высоцкий, который сыграл роль Жеглова, притягивал к экранам больше остальных. По ещё молодому Владимиру Конкину вздыхали, наверное, все девушки, которые видели его на экране. В школе только и разговоров было, что про этот фильм. Спорили, увлеченно что-то доказывали, строили предположения, чем закончится очередная серия.

Мне ввиду детского возраста чары любви ещё знакомы не были. Да, нравился Жеглов. Нравился своей напористостью, профессиональной хваткой. Нравился Шарапов – обаятельный, верный своему делу молодой фронтовик. Но был там ещё один персонаж – врач по фамилии Груздев. Какой-то несуразный, вечно витающий в своих мыслях, то и дело пытающийся доказать, что он никого не убивал (на самом деле, по сценарию фильма он и вправду был чист как стекло), но настолько он был интеллигентен, кое-где даже робок, что он даже заступиться по-настоящему ни за себя, ни за свою вторую супругу не мог. Может, потому и привлек он меня, что профессия врача была в моем понимании самой уважаемой. Может, потому что я детским сердцем чувствовала, что не мог такой человек не то, что убить – руку на женщину поднять! Иногда я даже забывала, что это всего лишь фильм – таким убедительным мне казался доктор Груздев, которого сыграл Сергей Юрский...

«Что, если написать о совершенно другом Юрском?» – внезапно подумалось мне. И вторая мысль тотчас догнала первую: биографии актеров, певцов, артистов разных сценических жанров у всех на слуху. Какой смысл повторяться? Может быть, есть смысл рассказать не о кинокарьере этого замечательного человека, а показать его с совершенно другой стороны?

Итак, каким же был Юрский — не актёр?

Дела давно минувших дней… 

В детстве он хотел стать железнодорожником. Причём видел себя то машинистом, то начальником станции, то проводником. Ранги и табели маленького Серёжу не интересовали. Вот форма – это да! Какая разница, кем работать на железной дороге, если на тебе надет синий китель с блестящими пуговицами, а на плечах даже погоны есть как у военных. И брюки под стать кителю – синие, отглаженные, со стрелками! Загляденье!

Кадр из фильма «Полторы комнаты, или Сентиментальное путешествие на родину», 2009 г., кинокомпания «Школа-студия «ШАР»

В более старшем возрасте романтика постепенно исчезла, но на протяжении всей жизни Юрский говорил, что любимой его книгой долго оставалась «Правила движения поездов по жезловой системе». В книжке шла речь о железной дороге, на которой ещё не было светофоров.

«Именно по этой книжке и воспитался мой характер. Вернее, не столько характер – сколько консерватизм», — часто говаривал Сергей Юрьевич.

Ему было жаль, что жезловая система потихонечку уходит в никуда, а вместо неё на путях появляются семафоры, за ними светофоры…

— Скучища какая! – в очередной раз восклицал юный Сергей. – Красный – нельзя ехать, заленый – поезжай. Всё просто и одновременно… всё настолько примитивно!

Примитивности и отсутствия инициативы Юрский не терпел. Ни будучи школьником, ни став артистом, где постоянно вносил что-то своё. Кстати, эпизод, где Груздев пытается доказать свою правоту и резко вскакивает, упираясь в грудь Жеглову – это находка Юрского. Не каждый решился бы спорить с работником МУРа, для этого человека надо было довести до отчаяния. Вот именно это отчаяние и хотел показать Груздев, который наскоком набросился на Жеглова. Столько в его взгляде было прямолинейности, столько правдивости, что не поверить просто было нельзя. И зрители в очередной раз верили именно доктору Груздеву.

В фильме «Любовь и голуби» Юрский запомнился по одной только фразе. Фразу эту произнёс дядя Митя, в исполнении актёра Сергея Юрского. Будучи в доме Кузякиных, он решил перелистать отрывной календарь и неожиданно констатировал, что в день взятия Бастилии выпить не пришлось, поэтому он прошёл впустую.

Кадр из фильма «Любовь и голуби», 1984 г., киностудия «Мосфильм»

Но вернёмся к железной дороге. Любовь к поездам у Юрского осталась на всю жизнь. Когда он первый раз поехал в творческую командировку (это была ГДР), он пьянел от стука колес, от запаха вагона, от чая, который разносила проводница. И много смотрел в окно. Ему казалось, что то и дело меняющиеся пейзажи за вагонным стеклом сродни жизни. События в жизни меняются также быстро и бывают такими же непредсказуемыми, как заоконные картинки. Только-только был лес – и вдруг откуда ни возьмись появилось поле. Или населённые пункты. Или зелёные равнины.

А колёса стучали и словно подбадривали философствующего артиста: «Да, жизнь меняется, но в ней будет ещё много чего интересного. И многое ты успеешь испытать».

Писательская деятельность

В самые застойные, казалось бы, в самые неперспективные годы Юрский начал…  писать. Без надежды, что его станут публиковать. У него и машинки пишущей не было, поэтому он писал обычной шариковой ручкой. Писал о своих наблюдениях за природой, писать про дочь Дашу, про замыслы снять фильм по своей повести «Чернов».

Фильм, кстати, был снят и вышел на экран. Юрский хотел показать человека с двух сторон: того, которого видят и воспринимают люди, и того, который спрятан от всех. Потому что живет своими мыслями, своими идеями, которыми не торопится делиться с другими. Об этом фильме знают немногие. С одной стороны, Юрский вроде бы не гонялся за славой, но с другой, ему очень хотелось, чтобы «Чернова» увидело как можно большее количество людей. Может быть, Сергей Юрьевич хотел показать в этом фильме себя? Или общество, в котором все жили в то время: страхи и опустошение души в период застоя, душная атмосфера быта, раздвоение личности в условиях тотальной слежки за каждым шагом. Популярности эта картина режиссёру не принесла, но то, что он опробовал себя как режиссёр-постановщик фильма, сценарий к которому написал сам же, было ценно для него самого: он приобрёл опыт.

Кадр из фильма «Чернов.Chernov», 1990 г., киностудия «Мосфильм»

В писательском деле у него, наоборот, опыта не было. Сначала он записывал буквально всё, что попадало на его глаза. При этом старался делать свои выводы, приписывал к уже имеющемуся тексту свои замечания, делал ремарки. Потом стал более сдержанным, понимая, что эта жажда – жажда выплеснуть на бумагу эмоции – хороша только для него. Заинтересует ли читателя то, что он доверяет бумаге?

Из друзей Сергея Юрского о том, что он пишет, никто не знал. Здесь он оставался наедине с самим собой. Он не хотел, чтобы его называли мемуаристом (в том случае, если бы его сочинения когда-либо кто-нибудь увидел). Он вообще не любил слово «мемуарист». Сам писал об этом так:

«мемуарист рискует сорваться в пропасть недостоверных разоблачений или разбить себе лицо о скалу неумеренного самовыпячивания.»

Что он подразумевал под этими словами? Наверное, то, что человек, который пишет о прошедших событиях, пишет не только о себе самом. Ведь каждого из нас окружают родственники, коллеги, друзья, знакомые, приятели – мало ли тех, с кем приходится общаться в процессе жизни! Но хорошее отношение идет далеко не от всех. В жизни ответить грубостью на грубость получается не всегда, тем более в актёрской среде, где публика всё-таки является показательно-культурной. А на страницах воспоминаний, где ты волен интерпретировать случившиеся с тобой события как угодно, ты можешь невольно (а, может, и специально – кто как) опорочить, унизить, поиздеваться над человеком, который, может быть, уже и забыл о брошенных в твой адрес словах. Вот этого Юрский и боялся. Поэтому он как бы очертил линию, переступать через которую запретил сам себе. Никакого хвастовства, никаких преувеличений – только правда. Чтобы писать правдиво, он старался констатировать события, не оценивая их. Или оценивая, но без насмешки.

Новое время

Его Сергей Юрский вроде бы принял сразу.

«Нумерация, — шутил он, — это не более и не менее, чем выдумка людей. Ну, был одна тысяча девятьсот девяносто восьмой год, на смену ему пришёл одна тысяча девяносто девятый, а потом вдруг – раз! – и единичка в летоисчислении сменилась на двойку».

А всё же это изменение принесло с собой много необычного. И даже не столько необычного, сколько неопределённого. А неопределённость, согласитесь, всегда пугает.

«Именно в эти годы, — писал Сергей Юрский в своих дневниках, — с ног на голову перевернулись понятия ценностей и возможностей, допустимого и необходимого, и даже жизни и смерти».

Что он имел ввиду, сравнивая возможности и ценности? Ведь это не синонимичные понятия. К антонимам их тоже не отнесёшь. Возможность человека сотворить что-то, сделать своими руками или сделать научное открытие, применив голову – это замечательно. И, безусловно, это ценно.

Кадр из фильма «Республика ШКИД», 1966 г., киностудия «Ленфильм»

Но иногда, чтобы реализовать уже упомянутые возможности, люди перешагивают через ценности. Вот это уже не есть хорошо. Например, кто-то снимает документальный фильм. Фильм хороший, актуальный, отражает все реалии нашей повседневной жизни. Но с киностудией сотрудничают и другие режиссеры, чьи фильмы не хуже.

Что сделает человек принципиальный? Он наберется терпения и будет ждать своей очереди. А другой, который не так терпелив и не очень смотрит на какие-то там принципы, платит деньги – и глядишь — его фильм уже вышел. Вот так ценности и возможности незаметно стали антонимами.

Юрского очень сердило это незаметно. Он говорил, что у человека «нулевых» даже пластика изменилась. Так же незаметно. Когда сотовый телефон стал неотъемлемой частью тела. Рука постоянно прижата к уху, и в любой ситуации – даже порой на свидании! – привычка говорить в мобильник не отступает на второй план. То, что люди свободно общаются по сотовым телефонам и в то же время не могут подобрать нужных слов при общении вживую, удивляло актёра. А общение через интернет, это — по его меркам  – и подавно был какой-то нонсенс. И мир был новым, и жизнь стала другой…

Но к ней надо было привыкать.