Вдовы
23 июняЗвонок прозвенел, когда она была в женской консультации.
— Галина Сергеевна Семенова? — спросил незнакомый голос.
— Да, — прошептала женщина.
— Валентин Владимирович Семенов — ваш супруг?
— Да, а почему вы спрашиваете, что с ним?
— Вам надо подъехать на опознание…
Трубка выпала из рук женщины. В это же время, акушерка, выглянувшая из кабинета, позвала ее на прием.
— Семенова, проходите, вы что, не слышите что ли?
Галина молча встала, вошла в кабинет и там упала. Очнулась уже на кушетке, над ней склонились медики.
— Оформляй на сохранение, — сказала врач, кому-то. Заметив, что женщина очнулась, добавила, обращаясь к ней: — Напугала нас, голубушка, такой срок, двойня, а ты тут в обмороки надумала падать. Звони мужу, сообщи, что госпитализируют.
— Не могу.
— Что не можешь?
— Мужу не могу и не могу в больницу, мне надо на опознание…
В роддом ее увезли сразу после сорока дней. Успела и на кладбище съездить, и друзей Валентина собрать. Посидели, поговорили о муже, ругали себя, что в тот день разрешили ему подняться одному. Валентин работал альпинистом, а у каждого альпиниста свой договор с высотой. Пятилетняя Ксюша помогала маме, нося тарелки на стол. Девочка почти не говорила в последнее время, смотрела васильковыми глазами на мать, но та не замечала притихшего ребенка.
Сеню и Костю принесли ей только на третий день, когда пришло молоко. За время, проведенное в роддоме, она ни разу не спросила о дочери, никому не позвонила, не сказала ни слова соседкам по палате. Но слухи разносятся быстро, женщины сообщили родственникам, и на выписку мальчишкам принесли все необходимое. Также молча Галина забрала два свертка и шагнула за порог больницы.
Она принесла их домой, положила на стылую супружескую кровать и села у окна. На крик детей прибежала соседка, следом за ней пришла и Ксюша, оказывается, все эти дни она провела у бабы Наташи, забравшей плачущую девочку из пустой квартиры.
— Что это ты делаешь? — ругалась Наталья Игоревна на мать, развертывая малышей. — Вдова — больно, трудно, но у тебя трое детей. Трое! Ты о них подумай, это же Валькины дети. Вот что, девка, я пока у тебя поживу, или хочешь, давайте ко мне, у меня квартира позволяет. Давно кормила-то, ишь, как надрываются, сердечные.
— Утром, — произнесла первое после родов слово Галина и заплакала.
— То-то и смотрю, проголодались. Ты давай, в ванную, приведи себя в порядок, а потом ребятишек кормить, молоко-то есть?
— Есть.
— Вот и ладненько, вот и хорошо, давай-ка, Ксюшенька, помоги мне, подержи братишку.
Через час, когда детей покормили и уложили на большой диван, Наталья Игоревна повела молодую мать на кухню. Налила тарелку супа и поставила перед женщиной:
— Ешь.
— Не хочу.
— Надо, кто мальчишек кормить будет? Ты хоть приданое им приготовить успела?
— Нет, Валька запрещал, он так сына хотел, а как узнал, что два парня… — Галина опять заплакала.
— Милая, — обняла женщину Наталья Игоревна, — знаю, как тебе, я овдовела тридцать лет назад, в ту пору мне и сорока не было, дочка старшеклассница, одна, родственников никого, мы ведь из Сибири сюда приехали.
— И у нас с Валентином никого, детдомовские мы, с детдома и вместе. Квартиры нам дали, мы их продали, купили эту. Валентин много детей хотел, он один у родителей был.
— А ты?
— А я не знаю, меня маленькой отдали.
— Ты поплачь, Галинка, если невмоготу, только плачь и ешь, я, похоже, суп недосолила.
Галина вдруг улыбнулась.
— Поешь, а потом ложись, а мы с нашей красавицей Ксюшенькой по магазинчикам пройдемся, мальчишкам прикупим на первое время.
— Спасибо вам. И тебе, доченька, — женщина, наконец, обняла дочку, Ксюша зашмыгала носом.
— Ну вот, сырость разводите. Рада братишкам?
— Да, — улыбнулась Ксюша, — они такие красивые.
— Вырастут — будут тебя защищать. А пока ты должна помочь маме их растить, пойдем им за одеждой?
— Да.
Уже у порога, Ксюша вдруг остановилась, вернулась в комнату и обняла Галину:
— Я люблю тебя мама, тебя и братиков.