В тени заката разума
21 сентябряМарина торопилась, она уже задержалась на полтора часа, сиделка будет недовольна. Уже в подъезде почувствовала запах газа, женщина вбежала на третий этаж. Руки дрожали, она с трудом вставила ключ в замочную скважину – так и есть, утечка из их квартиры.
Закрутила вентили, ведь просила же закрывать кран на трубе, распахнула окна – морозный воздух ворвался внутрь.
— Мама, мама, где ты?
Мама отыскалась на лоджии, перебирала какие-то клубочки и закапывала их в горшки с цветами.
— Мама, что ты делаешь? – кинулась к ней дочь. Та посмотрела на нее мутным взглядом и растерянно произнесла:
— Ты кто? А, я тебя узнала, ты Верка, к которой ушел мой муж! Что ты здесь делаешь, пришла мешать мне картошку сажать? – пожилая женщина замахнулась на Марину, — а ну пошла с моего огорода.
— Мама, это я, Марина, твоя дочка, — она попыталась обнять маму.
— Какая дочь? У меня сын, Сережа, он сейчас в школе.
— Да, да, Сережа и я – дочка Марина, тоже вернулась из школы. А сейчас мы пойдем домой, картошку после обеда досажаем.
В квартире было холодно, но запаха газа больше не ощущалось, похоже, включила его недавно, перед «походом на огород». Марина переодела мать, увела ее на кухню, разогрела суп, интересно, чем сиделка ее кормила, суп нетронут, как и пюре. Пока укладывала мать, боролась с желанием позвонить Алле, сиделке. Как могла оставить одну настолько больную женщину, что она вообще делает днями, были бы деньги – развесила бы камеры, но денег не было. Марина дождалась, когда мать уснет, закрепила страховочные ремни, спасибо соседу Гене, смонтировал надежную конструкцию и денег не взял.
Марина вышла на кухню и набрала номер брата.
— Сергей, нужны деньги, мне надо искать другую сиделку, Алла бросила ее сегодня одну, и мать включила газ, хорошо, что я пришла почти сразу. Закапывала какие-то клубки в цветочные горшки на лоджии, поэтому и не отравилась.
Сергей, как всегда, просил подождать, рассказывал о своих проблемах. Марина отключилась, выслушивать объяснения брата сил не было, второй год одно и то же, вся забота легла на ее плечи, Сергей, живущий за сотни километров, лишь изредка звонит.
Пока собирала белье для стирки, мыла полы, пыталась вспомнить, когда это началось, почему она сразу не побежала по врачам. А начиналось все довольно невинно, Галина Васильевна говорила, что стала подводить память в то время, когда заболел муж, отец Марины и Сергея. Федор Иванович пролежал десять месяцев, и его жене, конечно, было тяжело. Марина старалась помогать матери, но тогда у нее еще была семья, дочка-выпускница и все эти семейно-школьные проблемы. После смерти отца, Марина приходила к матери каждую неделю, странности казались тогда невинными. Да, принесла с мусорки этажерку, но ведь эта этажерка прекрасно подошла под цветы, делала паузы, подбирая слова – совсем недавно пережила большой стресс. Речь становилась все более путанной, но Галина Васильевна и раньше не отличалась красноречием.
Испугалась Марина, когда мать не узнала собственную внучку. Испугалась и позвонила Сергею, но брат лишь отмахнулся, мол, выдумываешь все, тяжело ей, недавно мужа схоронила. А потом Марине стало не до матери, она тяжело переживала уход Вадима к другой женщине, развод и раздел квартиры. В конце концов, в квартире осталась дочка Лика, а Марине пришлось перебраться к матери, оставлять одну ее было нельзя. И потянулись дни, похожие друг на друга – врачи, таблетки, сиделки, стирка, уборка и опять по кругу. Она жила в постоянном страхе, боясь, что безумие рано или поздно приведет к беде. Денег на хороший пансионат не было, а отдавать в государственное учреждение Марина не хотела.
Из комнаты матери раздался крик.
— Что вы здесь делаете? Кто все эти люди? – кричала несчастная, пытаясь присесть, но защитный полог не давал ей это сделать. – Выгони их, Любка, выгони!
Любой звали старшую сестру матери, ее схоронили лет двадцать назад.
— Я иду, Галя, — произнесла Марина. Она схватила полотенце, висящее на стуле и стала размахивать им. – Уходите, прочь, идите отсюда, ишь ты…
Она видела, как расслаблялось лицо матери, слушала ее дыхание. Марина потихоньку вышла из комнаты, хотелось упасть прямо здесь, в коридоре, упасть и не двигаться. Усталость накрывала ее плотной тенью, тенью заката разума.