Под песни Руслановой
27 октябряАлександра Ивановна вставала затемно, многолетняя привычка да ноющие суставы спать не давали. И вроде торопиться некуда – печку не топить, корову не доить, разве кур выпустить да кошке насыпать, теперь и ей готовый корм внучка возит. Хорошая у нее внучка, почти каждую неделю приезжает, сын с невесткой реже, но и им спасибо, к себе звали, только куда она поедет от дома своего, от кладбища, где ее Петя схоронен, да и не только он.
Александра Ивановна, вспомнив о муже, заторопилась во двор, сначала дела, а уж потом… Зерна насыпала, водички теплой подлила, собачонке миску вынесла. Постояла у крыльца – морозит, листья облетели – сгрести надо, рябинка вот только алыми брызгами, а над ней – стайка птичек. У Варвары дверь скрипнула – поднялась, значит, вчера лежала. Надо сходить, проведать.
В избе душно, за ночь нагрелось, Александра Ивановна поставила чайник, открыла форточку и нажала на кнопку пульта. Настюшка привезла ей проигрыватель DVD еще полгода назад, подключила, объяснила, да Александра Ивановна сразу же и позабыла все, стоило внучке уехать. А через пару месяцев вдруг спросила:
— Баб, ты фильмы смотришь?
— Конечно, — обманула та.
— Ой ли, давай-ка, включи.
Пришлось признаться. Настя долго смеялась наивной хитрости, но в тот раз объясняла до тех пор, пока бабушка не поняла, а через неделю привезла диск с песнями Лидии Руслановой, знала, что Александра Ивановна певицу очень любит. Маленькой, заметив, как менялось лицо бабушки, как только услышит знакомый голос, спрашивала:
— Почему ты ее любишь?
— Поет красиво, да и сирота, как я.
С тех пор не осталось дня, когда Александра Ивановна не включала заветный диск, и вроде не одна, вроде с подругой.
«Валенки да валенки, не подшиты, стареньки…», — пела Русланова, а Александра Ивановна вспоминала, как тайно бегала к своему Петеньке, уж больно строга была тетка Клавдия, которая ее воспитывала. Они и расписались тайно, это уж после сказали, пришли из сельсовета и сообщили, что теперь муж да жена, и жить она теперь в доме Петра будет. Александра боялась, что тетка ругать будет, а та вдруг осела на кровати и надрывно заплакала, как издавна плачут в деревнях.
«Вырастешь большая – отдадут тя замуж,
Отдадут тя замуж
Во чужу деревню,
Во чужу деревню
В семью несогласну…»
Ох и натерпелась молодая жена в семье свекров, каждый день плакать за курятник бегала, все скрывала от Петечки придирки его матери, лишь ночами просила: «Давай съедем, у меня от родителей домишко остался, старенький, так ведь молодые, сделаем». Но Петр словно и не слышал, а уж когда Димка родился, совсем плохо стало. В один из дней собрала Шура ребенка и к тетке вернулась, та пустила. Петр пришел за ними в тот же вечер, они долго разговаривали в сенях, пока муж не согласился переехать.
И началась другая жизнь, дом строился, Димка рос, счастьем светились глаза Александры. Но не успели закончить, как другая беда подкралась.
«…Нельзя, почему ж, дорогой мой,
А в горькой минувшей судьбе,
Ты помнишь, изменщик коварный,
как я доверялась тебе…»
Петр всегда Лизке нравился, еще до их свадьбы, все бегала за ним, на шею бросалась. Говорили Шуре, разве в деревне скроешься, да она верить не хотела, пока не вернулась с птичника раньше времени… Выгнала их, обоих выгнала. И потом не пустила, не смогла простить, а он продолжал ходить, все два года, что были отпущены ему судьбой.
«Окрасился месяц багрянцем…», — пела Русланова, а Александра Ивановна собиралась на кладбище, почти каждый день к нему ходила, смотрела на старый памятник и говорила, говорила…