Икона Всех скорбящих Радость

Они сидели за столом молча:  Денис Осипович, Елена Филипповна и её отец. Детишки – Аня и Васенька ‒ жались к матери и тоже молчали. Тишина, казалось, незримо поселилась в доме вместе с бедой. На столе, прислоненная к бутылке с самогоном, стояла фотография. На ней был изображен улыбающийся парень в солдатской форме. Пилотка лихо съехала назад, он хитро щурился, словно говорил: «Не возьмут нас враги. Не возьмут!»

Елена Филипповна всё протягивала к карточке руку, словно хотела поправить сыну головной убор, но тот час отдёргивала её, понимая, что это всего-навсего изображение. Филипп Андреевич, сидел, положив руки на острые коленки, и смотрел куда-то в сторону. Седая борода его торчала клином, делая худое лицо ещё ýже.

Фото: по лицензии PxHere

Первой нарушила тишину Елена Филипповна. «Надо бы ленточку чёрную… Ленточку к фотографии приделать, — глухим голосом проговорила она, - где у нас ленточка-то?» И она попыталась встать со старой табуретки. В это же самое время Васенька и Анюта вцепились в неё с такой силой, что она, начав было вставать, снова опустилась.

— Ма-а-м, — заплакал Вася, — куда ты?

Елена Филипповна тоже не выдержала, по лицу её заструились слёзы.

— Пусти, сынок, — и она попробовала отодвинуть от себя мальчика, — мама только кое-что в коробочке поищет. Пусти, ну?

— Не пущу, — продолжал упорствовать Вася, и для пущей убедительности заплакал уже в голос. За ним припустилась реветь и Анюта.

— Маленькие вы мои, — усаживая сына на коленки и прижимая к себе дочку, проговорила сквозь слёзы женщина, — только вы теперь и остались. А Игорька нашего нет. — Она вздохнула и уткнулась губами в светлый затылок Васи, который продолжал плакать, напуганный слезами матери. Всхлипывая и дрожа, Анютка тоже не отпускала её руку.

— Отец, — обратилась женщина к мужу, — ты хоть поищи ленточку в моей швейной шкатулке. Она  на полке в шкафу стоит… —  Елена Филипповна не договорила.

Всегда спокойный и незлобивый Филипп Андреевич вдруг вскочил и закричал на весь дом: «Не сметь!»

— Что вы кричите, папа? – сквозь слёзы проговорила дочь, — и так на душе тошно, а тут ещё вы со своими выкрутасами.

— Не сметь! – ещё громче прокричал старик. – Кто Игоря убитым видел? Никто! Чтобы никаких ленточек к его фотографии прицеплять не вздумали! Живого похоронить решили?

И он со злостью уставился на сидящих за столом.

Анечка и Вася, которым ещё ни разу не приходилось видеть дедушку в столь странном возбуждении, не столько испугались, сколько оторопели от происходящего.

А тот, размахивая кулаками, продолжал:

— Вот когда лично буду убежден, что Игоря больше нет, вот тогда и ленточки будут. А пока что – и он рывком забрал фотографию со стола – себе вон ленточки прицепляйте да ходите с ними, раз вам так охота.

— Папа, да вы что такое говорите… — начала Елена Филипповна, - нам «похоронку» прислали, а вы так раскричались. Детей вон напугали только.

— Не сметь! – продолжал во весь голос кричать рассерженный старик. – Мало ли что кому там ещё прислали! Вы его неживым видели? Видели, я спрашиваю? – и он нагнулся к самому лицу дочери.

— Не сметь! – повторил он, наверное, уже в десятый раз. – Ленточки они тут чёрные вздумали привешивать. А ну – и он взмахнул рукой, указывая на дверь, — марш делами заниматься! Развели море солёных слёз, мать вашу…

И он, сдёрнув с вешалки старую тужурку, выскочил за порог. Вскоре домашние услыхали стук топора и звуки отлетающих в стороны поленьев.

Икона богородицы «Всех скорбящих Радость». Фото: общественное достояние

В церковь Филипп Андреевич ходил редко. Ноги не позволяли совершать длинные путешествия. Вот и в этот раз он, когда весь дом угомонился, вытащил из-под подушки завернутый в чистую салфетку образок Богородицы, стал шептать молитву.

Иконок у него было две. На одной был изображен Николай Чудотворец с чёрными вьющимися волосами, на другой – Богородица «Всех скорбящих Радость». Эти две иконы он когда-то вытащил из неожиданно  заполыхавшего в ночи деревянного дома. Отец, который был церковным звонарём, был неугоден большевикам, которые здесь же, в деревне, основали свой штаб. Заявляясь без стука в дома, они начинали вести пропагандистскую работу, объявляя малограмотным бабушкам и дедушкам о том, что бога больше нет. И что иконы иметь дома – это всё пустая затея.

При этом они рассказывали о том, что жизнь теперь будет совершенно иной, без денег, и что основываться она будет только на народной совести.

— Вот зачем тебе деньги, старая? – тыкал указательным пальцем новоявленный «просветитель» в грудь Фёкле Ильиничне.

— Так это, сыночек, — шамкала та, — без денег-то кто живёт нынче? Плохо без копеюшки-то жить, за душой хоть что-то надо же иметь!

— За душой пролетарские мысли надо держать! – хмурясь, говорил представитель большевиков. – А деньги скоро совсем не нужны будут. И иконы ваши тоже. Выбросьте их, или вон в землю заройте. Или сожгите от греха подальше. Но чтобы я пришёл в следующий раз – и всех вот этих картин здесь не было.

Зарывать или ещё того хуже сжигать Божье изображение старшее поколение не спешило. Кто в подпол образа спрятал, кто в сарае укромное место сделал и сложил их туда, кто в ледник спустил. Но иконы постепенно из домов исчезли. А через какое-то время дом  звонаря полыхнул прямо посередь ночи. Пока люди метались, пытаясь сообразить что к чему и собрать документы, живший с родителями Филипп, которому на тот момент уже перевалило за сорок, успел спрятать под рубахой две небольшие иконы. С тех пор не расставался с ними.

Вот и в этот раз, достав немного выцветший образ Всех скорбящих Радость, Филипп Андреевич, зашептал одними губами: «Богородица, Дево Пречистая…»

Он когда-то знал много молитв, отец научил. Но в течение жизни порастерялись-порассыпались они из памяти. Работа на земле требует много сил. Приходил мужчина, бывало, с поля -  поест, попьёт – и на боковую. Как подкошенный от усталости с ног валился. Только три коротких молитвы в голове у него и остались: «К Богородице», «Отче наш» и «Достойно есть».

Сейчас, правда, он читал молитвы чаще не так, как они были прописаны в молитвословах, а так, как они сами складывались у него. «Богородица, Матушка, — шептал, лёжа на старой лежанке, старик, и из глаз его текли мутные слёзы, — пусть жив Игорёк наш будет. Пусть хоть раненый, хоть без рук, без ног, а вернется домой. Не может же быть такого, чтобы ироды убили его, супостаты проклятые». Он сжимал икону «Всех скорбящих Радость» и повторял, повторял слова, обращаясь к Божьей Матери несчётное количество раз.

***

Прошла осень, наступила зима. Горе как-то стало стираться в памяти получивших похоронку на Игоря домочадцев. Пришедшая весна принесла не только тепло и солнце, но и весть о победе.

… Когда Игорь, чуть прихрамывая, подошёл к дому, его сердце затрепыхалось. Вон вишня, которую они ещё до войны сажали с отцом, цветет белым цветом. И знакомые яблони все в цвету. А вон два малыша вышли и смотрят на него, не сводя глаз. Господи! Да это же Анечка с Васяткой! Какие большие выросли! Игорь хотел побежать, но раненая нога давала о себе знать, и он только чуть-чуть ускорил шаг.

***

… Елена Филипповна то принималась плакать, то без умолку смеялась, то вновь на её глазах появлялись слёзы.

— Ну, будет, мать. Будет, — обнимая её уже в который раз, повторял возвратившийся в войны Игорь. – Где отец-то?

— Так в поле он, Игоречек, — блестящими от слёз глазами смотрела на него Елена Филипповна. – В две смены сейчас работают. Пашут и сеют. Страда!

— А я что говорил? – чуть не выплясывал около внука Филипп Андреевич. -  Вот, пожалуйте, жив-здоров наш Игорь. Не зря я Матушке-то Богородице всё молитвы читал.

— А эти поломешные, — и он кивнул на сидевшую рядом с ним дочь, — решили чёрную ленточку приделать к  твоей фотографии. Ух, как я раскипятился, помню! А дурь эту им делать не позволил!

— Чёрную ленточку? – удивился Игорь, поправляя пилотку. – Это зачем же?

— Да «похоронка» на тебя пришла, сыночка, — начала, всхлипывая, объяснять Елена Филипповна, — мы уж не знали, на что и думать. Как увидели имя да фамилию  -  Миронов Игорь, да адрес наш был написан чернильной ручкой, и ещё такой же на машинке отпечатанный, так и думали, что нет тебя в живых больше.

— Игорь Миронов… — проговорил солдат, снимая пилотку. – Полный тёзка мой. Он в госпитале от полученных ранений скончался. Представляю, как тяжело его родителям. Они, выходит, ничего не знают? Раз известие вместо того адреса, сюда пришло…

— Выходит, так, — прижимая к себе сына, покачала головой Елена Филипповна.  – Страшное это дело война, Игорёк. И вам досталось, победителям нашим, и нам несладко тут пришлось без вас. — И она снова заплакала. Но это были слёзы радости.

А Филипп Андреевич пошёл в свою комнату и вытащил иконы из-под подушки:

— Матушка Богородица, — перекрестился он. – Спасибо, что услышала. Спасибо, что вернулся Игорь домой. Живой ведь вернулся! Живой!

— И вечная память, — глаза старика по привычке замутились, — тому, другому Игорю. Он-то ведь словно заслонил нашего от беды.

И, вспомнив тот день, когда пришла теперь уже, как оказалось, ошибочная «похоронка», он краем рукава вытер набежавшие слёзы.

6 ноября — Празднование в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость»