Фото: pixabay.com
Оксане повезло, она успела занять место у окна и теперь ждала, когда все оттенки серых привокзальных зданий медленно поплывут назад. Ноябрьский день родился вечерними сумерками. Хотелось снега, чистоты, обновления.
В вагоне суетились, рассаживались, пристраивали огромные баулы. Мальчик, лет пяти, бегал по проходу, громко крича. Его мать отрешенно смотрела в экран смартфона. Оксана надела наушники. Соло саксофона окутывало, затягивало в какой-то другой мир, туда, где солнце хоть иногда пробивается сквозь броню осенних туч. Она заметила знакомую композицию и нажала: «Скачать музыку бесплатно».
Шарль Азнавур колдовал, укутывал бархатным голосом, за которым их первый с Константином вечер. Костя любил французских шансонье.
– Только послушай, какая музыка, сколько нежности, так поет любящее сердце, – шептал он ей во время их первого танца.
Они сбежали со дня рождения Татьяны, их общей знакомой, сбежали, чтобы наконец, остаться вдвоем, им так много надо было рассказать друг другу. Без слов…
Их союз хранила музыка, что звучала в них.
– Скрипка? – спрашивал он.
– Нет, саксофон, – смеялась она.
В день, когда услышали одну мелодию, они подали заявление в ЗАГС.
Электричка, наконец, выехала из города, и за окном сгустились тени. Трогательные обнаженные деревья траурным кружевом оплетали дорогу. Оксана смотрела на небо, затянутое грузными темными тучами и все пыталась понять, зачем она едет, ведь они все решили несколько месяцев назад.
Вернее, решила она, а он просто принял это решение: позвонил Алле Васильевне, своей матери, живущей в пригороде, собрал чемодан с вещами и съехал. Просто собрался и захлопнул за собой дверь, будто бы и не было этих шести лет, не было мерцающего света свечей и терпкого вина по выходным, не было суетливых сборов в аэропорт в предвкушении двухнедельной неги у безбрежного моря.
Когда она поняла, что устала, что больше не может терпеть его телефонных разговоров со студентками, аспирантками, его вечерних отлучек? Через год, два после их брака? Он извинялся, говорил, что это всего лишь работа, да и она не получала подтверждений измены. Но что-то раз за разом ломалось в ней, ее музыка звучала все тише. И мерцание свечей уже не завораживало, и вино растеряло терпкость.
А когда они оказались заперты в одной квартире, ей вдруг захотелось хлопнуть дверью и бежать просто чтобы не быть с ним. Опустевшие во время эпидемии улицы пугали, и Оксана часами крутилась на кухне, изобретая какие-то новые блюда, которые никто не хотел есть. Но только с ожесточением нарезая овощи и колдуя над кипящими кастрюлями, она не слышала реквием в себе.
Она забыла, как звучит саксофон, словно у нее сбились настройки, а она привычно жала на mp3.
В один из дней, слушая его голос, что-то объясняющий очередной аспирантке, она достала с антресоли чемодан.
Оксана не могла понять, почему он промолчал, лишь посмотрел на нее долгим взглядом и пошел собирать вещи. С тех пор музыку она слышала лишь в наушниках. Долгие осенние ночи без сна, в борьбе с искушением набрать знакомый номер.
А этим утром позвонила Алла Васильевна, и, плача, сообщила, что Константин второй месяц в больнице, что он все время вспоминает Оксану. Нет, она даже не сомневалась, просто вызвала такси до вокзала, а вот теперь, оказавшись в душной электричке с этим падающим небом за окном, вдруг испугалась.
Алла Васильевна, щурясь, искала ее в толпе, сошедшей на перрон. Оксана помахала рукой.
– Доченька, спасибо, что приехала.
– Как он?
– Сейчас лучше, но, понимаешь, ему теперь приходится всему учиться вновь, а у него… Ждет он тебя.
Когда она открывала дверь палаты, в голове раздались первые звуки саксофона.
– Ты?
– Я, – склонилась она для поцелуя к прозрачному лицу. – Скрипка?
– Саксофон, – улыбнулся он.
А за окном кружились первые пушистые снежинки.
